– Шоу, прости.

– Мне тоже жаль, Рул, очень жаль.

Я любила его всю жизнь, и, как бы ни старалась укрепиться духом и оставить пережитое в прошлом, нелегко было позабыть свои чувства. Мы долго и грустно смотрели друг на друга, а потом он повернулся и вышел. Когда в палату вернулась Эйден, я безутешно плакала. Она забралась на постель, чтобы обнять меня. Я рыдала, как никогда в жизни, лежа на груди у лучшей подруги. Медсестра пришла с болеутоляющими, но, увидев мое состояние, тут же развернулась и принесла успокоительное.

Я провела в больнице еще день, а после выписки поняла, что не могу вернуться домой, раз Гейб выпущен под залог. Даже при наличии судебного запрета. К счастью, в доме, где снимала жилье Кора, оказались две свободные комнаты, потому что ее соседка недавно обручилась и переехала с женихом в отдельную квартиру. Эйден отвезла меня туда и вернулась через пару часов с моими вещами. Она сказала, что дома трудятся уборщики, но одной там все равно страшновато. Не прошло и недели, когда Эйден спросила у Коры, можно ли ей занять свободную комнату. Наш менеджер даже позволил нам расторгнуть договор найма, не потребовав неустойку, раз случилась такая беда.

Женское общество шло исключительно на пользу, в физическом и психическом смысле. Кора и Эйден не позволяли мне грустить и неизменно напоминали, что мои переживания – дело временное. А еще они вмешивались, когда я чересчур волновалась из-за обвинений, выдвинутых против Гейба. События развивались быстро. Иногда казалось, что отец Гейба намерен потянуть за все ниточки, чтобы выручить сына. Вмешался Алекс Карстен, и на Дейвенпорта-младшего надели специальный браслет. Его обвинили не только в нападении с применением насилия, но и во взломе. Я не сомневалась, что моя мать тут ни при чем. У нас с Рулом снова настал период молчания, поэтому я не звонила, не спрашивала и не благодарила. Разумеется, у Дейвенпортов был лучший в городе адвокат, но процесс сулил мне верный успех, поэтому я старалась не терять бодрости духа.

Я отказывалась общаться с родителями. На самом деле, я даже им не сообщила, что переехала, и, выйдя из больницы, почти сразу сменила номер телефона. Нам просто не о чем было говорить. То, что я сказала Рулу, касалось и моей семьи. Я заслуживала лучшего; если отец с матерью не отвечали на мою любовь взаимностью, я в них не нуждалась. Маму мучила совесть из-за того, что она дала Гейбу код от входной двери, но, как я сказала Рулу, виноват был только Гейб. Главное, мама признала, что не следовало толкать нас друг к другу, после того как я прямым текстом сказала, что люблю другого. Короче говоря, если родители не умели любить и ценить меня как есть, я вполне могла прожить и без них.

Мы с Эйден приспособились к новой жизни – и обе обожали Кору. Приятно было жить в отдельном доме, а не в квартире, и с каждым днем становилось все легче дышать, несмотря даже на пустоту вместо сердца. Прошло чуть больше месяца после разрыва с Рулом, а казалось, целая жизнь. Теперь я мучилась сильнее – иногда казалось, что это конец. На сей раз – ни натянутых улыбок, ни мнимого скольжения по глади вод. Я боролась, и приходилось нелегко. Я скучала по Рулу. Я любила его. Мы не смогли быть вместе, и я страдала совсем иначе, чем в те времена, когда вздыхала по нему издалека. Кора старалась говорить только о работе и помалкивать о парнях, но иногда между прочим упоминала Рула – и каждый раз меня словно тыкали ножом. Теоретически следовало радоваться, что Рулу приходится не намного лучше, чем мне, но отчего-то это не приносило облегчения. Мы оба заслуживали счастья.

Предстоял день святого Патрика, который попадал не только на выходные, но и на день рождения Рула. Девушки решили, что, вместо того чтобы грустить и дуться, нужно пойти в город и развлечься. Я никуда не хотела, совершенно не хотела, и не только потому что лицо еще не вполне зажило. Я сомневалась, что приятно проведу время в праздничной толпе, но, поскольку любила подруг, то поддалась на уговоры. К моему удивлению, после нескольких порций мартини в небольшом баре, куда нас затащила Кора, я расслабилась и почувствовала себя лучше. Точнее сказать, мне стало совсем хорошо.

На следующий день я с трудом собралась на занятия; велик был соблазн прогулять, но я и так слишком много пропустила из-за истории с Гейбом. Я стояла перед зеркалом, причесывалась и тщетно пыталась закрасить желтоватый след синяка. И тут меня осенило. Любить Рула всегда было трудно и больно, но я никогда не сомневалась, что Рул того стоил. Я даже не задумывалась, любить Рула или нет; была уверена, что это неизбежно – точно так же, как решила, что он никогда не обратит на меня внимания. Прошлым вечером я совершенно не сомневалась, что веселье мне не светит, что я буду чувствовать себя особенно несчастной, если пойду с подругами, но в итоге оказалось, что ошиблась. С Рулом я совершила именно то, чего твердо решила не делать: ушла от него, потому что никто не гарантировал нам счастливого финала.

Я положила щипцы для завивки на раковину и посмотрела в зеркало. Отражение грустно взглянуло на меня. Мне был нужен только Рул, и, когда с ним стало трудно, я ушла, вместо того чтобы бороться за свое счастье. И зря. Я заслуживала любви – но заслуживала и Рула, в какой бы форме ни выражались его чувства. Рул всегда выдавался из ряда вон, не следовало ожидать от него цветов и изысканной поэзии. Только взаимные уступки, взлеты и падения, страсть, сжигавшая до костей. Когда Рул спросил в больнице: «А если я действительно любил тебя?» – следовало ответить: «Если ты об этом спрашиваешь, значит, любишь до сих пор».

Теперь я всё понимала, видела так ясно, как собственное лицо в зеркале. Рул любил меня. Просто сам не сознавал этого. Наш роман отнюдь не являл собой образец нежных отношений, но в ту секунду, когда Рул сказал, что хочет попытаться, следовало понять, что он полюбил. Он раньше никогда и ни ради кого не пытался.

В дверь ванной постучали, и ко мне заглянула Эйден.

– Пора выходить. Ты готова?

Поскольку я завила волосы только с одной стороны, ответ был очевиден. Я повернулась к ней.

– После занятий нужно будет съездить в магазин за шмотками.

Она подперла дверь бедром и удивленно изогнула темную бровь.

– Зачем?

– У Рула скоро день рождения.

– А почему Кора не сказала?

– Он наверняка устроит вечеринку.

– Кора могла бы и об этом предупредить.

– Мы туда пойдем.

– Зачем? Я думала, тебе уже хватило веселья. Или вчерашний мартини еще действует?

Я покачала головой и снова взялась за щипцы.

– Хочу вручить Рулу подарок.

– Да? А если он будет не один?

Я искоса взглянула на подругу. Такое мне в голову не приходило.

– А насколько это вероятно?

Эйден что-то буркнула и отвела длинную челку с лица.

– Не знаю. Кора говорит, он живет отшельником с тех пор, как вы разошлись, и настроение у него отвратительное. Всем, кому жизнь дорога, лучше держаться от Рула подальше. И вообще, что ты собираешься дарить?

– То единственное, что ему нужно.

Она усмехнулась.

– Новые украшения?

Я тоже рассмеялась.

– Себя. Рулу нужна я. Просто оба мы слишком запутались, чтобы это понять.

Эйден хлопнула в ладоши.

– Ну, в любом случае будет интересно.

«Интересно» – не то слово. Но я отныне твердо вознамерилась быть счастливой, и Рул уж точно был способен меня порадовать. Оставалось лишь надеяться, что он не ушел в темноту настолько далеко, чтоб не удалось его вытащить.

Глава 17

– Ну, парень, с днем рождения.

Я провел пальцем по подкове, которую по моему настоянию выгравировали на могильном камне, и кашлянул, чтобы убрать комок в горле. Я приезжал сюда редко, но каждый год, на день рождения, непременно навещал Реми, давая понять, что помню о нем. Грустно было сознавать, что брату не исполнится двадцать три, как мне. Что я становлюсь старше, а ему вечно будет двадцать.

– Между прочим, я здорово на тебя зол. Моя жизнь перевернулась вверх тормашками, я утратил почву под ногами, и меня перестали соблазнять все те глупости, которыми я обычно занимаюсь, когда страдаю. Не понимаю, почему ты со мной не поговорил, почему воспользовался Шоу. Почему столько лет позволял мне вести себя по-идиотски. Ведь ты знал, что она любит меня. Хочешь новость? Я тоже к ней неравнодушен. И теперь, когда все рухнуло, понятия не имею, как поправить дело. Я всегда был козлом отпущения, потому что доставлял проблемы, срывался, влезал в неприятности. И вот оказывается, ты хранил такую тайну, что нам с Ромом даже не снилось, и все-таки оставался любимчиком. По-моему, несправедливо, да?